Оля закатила глаза.

— Да не только секс мне от тебя нужен! — моментально отреагировал Воронцов, хотя она и слова не сказала.

Да уж, конечно.

— Еще спасаешь даму из беды, как заштатный рыцарь?

Воронцов хмыкнул.

— Это ты у нас рыцарь овсяных хлопьев, Оля.

Оля отвернулась к окну, едва сдерживаясь.

— Я испугалась тогда.

— А о моих чувствах ты подумала? — ответил Воронцов. — Не каждый день меня встречают девушки с коробкой на голове…

Он резко взял вправо, и Оля вцепилась в сидение.

— Теперь, серьезно, — сказал Воронцов. — Ты кого-нибудь посвящала в свои планы?

— О твоем похищении? Шутишь? Как ты себе это представляешь? «Налей мне для храбрости, Вовчик, а то я собираюсь похитить и хорошенько оттрахать нашего босса»?

Воронцов шумно втянул воздух сквозь зубы.

— Ты слова все-таки выбирай, — сказал он.

— Ну, именно так это бы и звучало, поэтому, как ты понимаешь, никому и ничего я не говорила, — вздохнула Оля. — Это вообще спонтанно вышло.

— То есть ты случайно осталась в клубе после увольнения… И со мной ушла случайно, — он в задумчивости барабанил пальцами по рулю, пока стояли на светофоре.

— Вряд ли твой друг мог это предвидеть, если ты к этому клонишь.

— К этому, — кивнул Воронцов. — Кому-то нужно было, чтобы ты ушла первой, потому что все дела в клубе на тебе завязаны. А с твоим уходом — все концы в воду. А я, ну как бы это сказать… Не самый отходчивый человек, так что не стал бы слушивать твои объяснения. Да и к чему они? Лицензия просрочена, конец истории и твоей карьеры.

— Хочешь сказать, что… Если бы тогда, в вип-ложе, я пыталась объясниться, все было бы бестолку?

— Скорей всего. А еще рано или поздно я бы узнал, что ты дочь Иваныча. Почему он не сказал мне сразу об этом, Оля? Какие у тебя отношения с отцом были?

Оля заворожено глядела на мелькающую перед капотом дорожную разметку, и даже больше не сжимала ремень безопасности до побелевших костяшек.

— Никакие, — вздохнула она. — Не было у них отношений. Рабочие моменты и только. Они развелись, когда мне было пять, а где-то с трех моих лет уже не жили вместе. Так что отца я не знала. А устраиваться в клуб пришла случайно. Отца даже не было на месте. Помню, как тогдашний администратор, глядя на мои документы, сказал: «Ничего себе, а вы однофомилица нашего босса». А потом отец пришел, удивился, обрадовался, взял на работу и сразу ввел в курс дела. И потом пропал. Он не очень интересовался клубом, хотя на предложения о том, чтобы продать клуб, всегда отвечал отказом.

— Он никогда не обещал, что оставит клуб тебе?

— Нет. Да и глупо было обещать подобное. Он даже с Женей разговаривал куда больше, чем со мной.

— И ты не знаешь, почему он вдруг решил поставить клуб на кон?

— К сожалению, нет. Его проигрыш был как гром среди ясного неба. Хотя я знала, что он играет и что много пьет, но он вроде держался… Правда, помню, к нему приходил накануне какой-то мужик, сначала просил, потом даже требовал клуб продать, угрожал, а отец ему тогда сказал: «Уж кому, а тебе я его никогда не продам». А потом мы узнали, что теперь ты наш новый босс.

— Интересно, — пробормотал он. — Спасибо за честность. Теперь моя очередь.

Воронцов свернул с главной дороги во дворы. Возле ярко-красного забора с улыбающимися желтыми Колобками заглушил мотор.

Оля покосилась на родителей с детьми, которые выходили из калитки. Сглотнула. Может, им не туда, а просто место для парковки нашлось рядом с садом?

— Готова? — спросил Воронцов.

— Нет, — честно ответила Оля.

— Я тоже, — кивнул Воронцов. — Так что идем.

Аромат тушеной капусты в коридорах детского сада навевал ностальгию. Надо же, а детские сады по-прежнему пахнут так же, как и в Олином детстве. Интересно, холодный кисель тоже по-прежнему выглядит, как вязкая розовая жижа в высоких стаканах?

В животе вдруг заурчало. Так громко, что Воронцов даже обернулся.

— Вкусно пахнет, прости, — прошептала Оля.

— В детстве никогда не ел капусту, — сказал он.

— Я тоже. А сейчас бы с удовольствием.

Воронцов остановился перед дверью с нарисованной божьей коровкой. «Старшая группа», прочла Оля.

Еще можно надеяться, что он забирает чужого ребенка? Да ладно, Оля, какие сумасшедшие родители доверили бы этому безумному гонщику свое чадо?

Воронцов вошел первым, оглянулся, потянул Олю за собой. Оля оказалась в предбаннике, забитом родителями и детьми. На нее никто не смотрел, хотя казалось, вот-вот разоблачат самозванку.

Из группы выходили крохи, другие в глубине комнаты смирено сидели возле тарелок. Здесь капустой пахло еще сильнее. И вкуснее. И чего она в садике, спрашивается, отказывалась от бигуса?

Воронцов вдруг надвинулся на нее и закрыл собой, на миг выразительно указав на распахнувшуюся блузу. А что? Сам виноват в том, как она сейчас выглядит. Оля стянула края на талии и почувствовала пристальный взгляд пузатенького отца.

Взгляд заинтересованно скользил по глубокому вырезу. Ну, не при собственных же детях, мужчина!

Воронцов почти полностью закрыл ее собой. Понятно, на родительские собрания с такой ревностью, ходить тоже будет сам.

Так, Оля, в какую это степь тебя понесло? Какие собрания? Какие родители?

— Папа! Ты пришел!

Оля забыла, как дышать.

А Воронцов нагнулся и поднял мальчугана на руки. Волосы, как у глаза, у ребенка были светлыми, тогда как у отца и борода, и волосы, и глаза были почти черными. Оля искала сходство во внешности, не находила.

— Ой, — сказал мальчик, заметив спрятавшуюся за спиной отца Олю. — Привет.

— Привет, — выдавила Оля. — Вкусная капуста?

— Нет, я ее даже не ел.

— А вот это ты зря, — вздохнула Оля.

— У меня есть булочка, хочешь, поделюсь?

— Переобувайся и едем, — встрял Воронцов. — Там ее и накормим.

— Здравствуйте, Алексей Сергеевич! — промурлыкала воспитательница. — Давно вас не видели.

Детей тут вообще никто не замечает, что ли?!

Оля громко кашлянула, пока Воронцов вежливо здоровался с молодой воспитательницей. Она хоть совершеннолетняя? По виду не скажешь.

— Рады наконец-то познакомиться с мамой нашего Даника, — встрял многодетный мужчина. — Приходите на день рождения всей семьей, если работа позволит.

Оля моргнула. Мама? Это он про нее?

— Обязательно, — ответил Воронцов, собственнически притягивая ее к себе за талию.

Ого, какая насыщенная жизнь в садиках, оказывается.

— Отпусти, — прошептала Оля.

— Нет, — отрезал он.

— Да я вздохнуть даже не могу, Воронцов!

Хватка ослабла только, когда дети с отцом дружной ватагой выбрались наружу.

Воспитательница не сводила с Ольги взгляд. Очень, похоже, что она прекрасно знала или понимала, что никакая Оля не мама сыну Воронцова, но вслух ничего не говорила.

— Я готов, пап!

— Отлично, — выдохнули они разом, посмотрели друг на друга и рассмеялись. — Идем отсюда быстрее.

В детском батутном центре было многолюдно, шумно и жарко. На Олю и ее блузу с вызывающим декольте никто не смотрел. Поскольку некоторые мамочки, похоже, вообще не знали, что их одежда может застегиваться на все пуговицы.

Раньше Оля видела такое скопление полураздетых женщин только в клубе, но на то он и ночной клуб. Здесь же все было почти также с той лишь разницей, что из колонок лились треки из «Маши и Медведя», а вместо алкоголя подавали молочные коктейли.

Пока Данила был рядом, Оля никаких личных вопросов Воронцову не задавала, обсуждали только начинки к пицце. Еду Даник решил не дожидаться, умчался скатываться с батута, высотой, должно быть, с трехэтажный дом.

— А это не опасно? — спросила Оля.

Даня в этот миг с визгом слетел вниз, помахал им и помчался на второй круг. Оля поняла, что сидела не дыша, пока он взбирался.

— Там же дети взрослые, смотри! Ох, черт возьми, куда лезут? Он же меньше! Эй, мальчик! Да ты, не делай вид, что меня не слышишь! Пропусти мальчика. Да вот этого. Видишь, он же меньше тебя! Спасибо.